Мария елисеева. Художник Мария Елисеева: о том, как научиться помогать другим, и о пяти годах без Ильи Сегаловича. «Закон Димы Яковлева» и Шекспировский фестиваль

Краткая история «Детей Марии», рассказанная Марией Елисеевой, основателем и директором центра

Мария Елисеева

Первая встреча детей и Марии

— Шел 1993 год, сентябрь. У нас — мешок шоколадных конфет, которые привезла моя итальянская подруга Сильвия, и такая задача — пристроить их детям, которые конфет видят мало. Я сначала попыталась отдать их в Дом ребенка, просто придя туда с улицы, но меня и на порог не пустили. Тогда я позвонила в РОНО (теперешний «Департамент образования»), объяснила про конфеты от итальянцев. Они и говорят: «О, есть у нас один интернат, там директриса очень любит иностранцев!» Дали адрес, я позвонила, договорилась с ней. Оказалось, это недалеко, и мы отправились. Я и несколько итальянцев.

Дверь была закрыта на замок. Мы позвонили, нам открыли, и прямо с порога говорят: «Да, да, мы в курсе, давайте сюда конфеты, спасибо большое!» Мы спрашиваем: «А можно ли нам на детей посмотреть?». Очень неохотно нас провели внутрь. Абсолютно темный, пустынный коридор, и, даже детских голосов не слышно. Подошли к двери одного из классов. Сопровождавшая нас завуч достала из кармана ключ, что меня тогда поразило, открыла дверь, а за ней воспитательница, которая тоже была заперта (у нее, видимо, свой ключ), и дети. Сидят за партами, уставившись в телевизор, сложив ручки, как на уроке. Смотрят какую-то жуткую мыльную оперу.

Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, сопливые, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине.

Мы вошли, поздоровались, обстановка была очень натянутой, воспитательница вообще не понимала, что мы здесь делаем. Это было необычно, чтобы посторонние люди приходили в интернат. Мы спрашиваем: «Ну, а что вы еще тут делаете, кроме того, что телевизор смотрите?» А воспитательница: «А мы еще петь, танцевать умеем. Ну-ка, дети, быстро построились!» Сначала Жанна с Пашей станцевали для нас полечку, а потом она их все-таки построила в ряд, и дети спели песню о Родине. Зрелище душераздирающее: стоят детдомовские дети, сопливые, неухоженные, с голодными глазами, и поют песню о Родине.

Кстати, конфеты мы смогли раздать только частично, а потом их у нас все-таки забрали. Тут завуч говорит: «Ну, все, визит окончен». Мы спрашиваем: «А можно нам интернат посмотреть? Где, например, дети спят, где кушают?» — «Нет, где спят, мы вам не покажем, сейчас все спальни у нас закрыты. Ну, столовую, ладно, можно посмотреть. Только у нас дети, сами понимаете, больные, они все люстры побили, так что вы не удивляйтесь». И она показала нам столовую, сетуя, что дети и мебель поломали, а чинить некому, и хорошо бы найти спонсоров на ремонт. На этом мы расстались. Потом началось неформальное общение. У итальянцев был с собой самый настоящий фотоаппарат. Паша его схватил, тут же разобрался, как им пользоваться, и начал фотографировать все подряд. А у меня был с собой самый настоящий младенец — моя десятимесячная дочь Аня — очень жизнерадостная, синеглазая, с рыжими кудрями. Она произвела фурор. Дети рассматривали, не решаясь потрогать, маленькие ладошки, крохотные ботиночки, засыпали вопросами: Она не кукла? А волосы настоящие? А почему не разговаривает? А она плакать умеет? Стали по очереди носить на руках. Тут вдруг я осознала, что малышей вблизи они в последний раз видели, когда сами были в доме ребенка. Подумала, что могу время от времени приходить сюда с Аней и двумя старшими. Просто поиграть.

Продолжение. Все еще интернат.

Вскоре я снова позвонила в интернат. Мой друг Пэтч Адамс (Patch Adams) в очередной раз собирался в Россию со своей командой. Клоуны обычно приезжали в Москву на неделю и навещали детские больницы. В предыдущем году я им помогала составлять расписание и подумала, что было бы здорово привести их сюда.

Пэтч, по-русски ни слова не понимая, всё кивал и говорил: «I love you!»

Директриса согласилась, сказав, что клоуны — это да, примем с удовольствием. Но не могли бы они заодно приобрести сантехнику для интерната? Я туманно ответила, что, мол, кто его знает. Она потом пыталась и с ними на эту тему говорить. Когда клоуны носились по интернату, развлекая детей, она выловила Пэтча и стала объяснять, как им нужна сантехника, а еще видеокамера. Пэтч, по-русски ни слова не понимая, всё кивал и говорил: «I love you!»

В тот второй визит, несмотря на грим, парик и костюм, дети меня узнали. Саша, Паша, Жанна. Они меня вспомнили, выделив из толпы клоунов, и это было приятно. Я пообещала, что еще раз к ним приду. Это оказалось труднее, ведь я была уже без иностранцев. Пришлось объясняться с директором и завучем, зачем мне снова приходить. Сказала, что я художница и предложила порисовать с детьми. Они очень удивились, но пустили.

Итак, я стала к ним ходить регулярно. В первый раз принесла с собой большую картину-панно, нарисованную в детской студии, где я в то время работала. Говорю: «Давайте, тоже нарисуем с вами картину». — «Такую же?» — «Нет, не такую же, а просто тоже большую, все вместе». — «Хорошо, давай нарисуем, но только точно такую же!» Тогда я так до конца и не поняла, почему они хотели сделать копию. В результате мы создали новую версию той же картины «Сказочный остров». Конечно, появились какие-то другие детали, новые персонажи. Она и по цвету сильно отличалась, хоть композиция осталась той же.

Дети очень удивились, что я принесла с собой краски. Им там красками рисовать не давали, а фломастеров выдавали только по две штуки на ребенка. Причем, это могли оказаться черный и коричневый цвета.

Работникам интерната затея с красками не понравилась: от красок одна грязь, мы же иногда, бывало, и воду проливали, а ведь это полная катастрофа — пролитая банка воды! Хотя там линолеум был.

Помню один эпизод. Лена Ильина, очень активная, импульсивная девочка, нечаянно смахнула рукой со стола ту самую банку с водой. Илья сразу же бросился за тряпкой и пытался вытереть. Воспитательница отняла у него тряпку с криком: «Не, пусть она, такая-сякая, сама убирает! Еще чего! Она обязана сама!» Илья довольно спокойно, но твердо забрал тряпку обратно и сказал, что вытрет сам, потому что ему это не трудно. Воспитательница страшно удивилась.

Театр-студия «Подвал»

Месяцев пять мы занимались в интернате и нарисовали там вторую большую картину, «Страна игрушек». А потом Юля Шевелева и Амир Тагиев из театра-студии «Подвал» попросили меня с их студийными детьми позаниматься, у них тоже были дети с особыми нуждами. И я договорилась, что в другое время мы будем к ним приезжать и заниматься с группой ребят из интерната. Договориться с интернатом оказалось нелегко.

Воспитатели сразу стали использовать наши поездки в студию для поощрений и наказаний. Лишали детей возможности поехать то сразу всех, то по одному. Ездили от интерната на трамвае до Семеновской, оттуда на метро с пересадками. Это было тяжело. В одну из первых поездок Паша у меня чуть не вылетел на дорогу, буквально за шиворот я его выловила из-под колес. А потом Лена нарочно вышла из поезда не на той станции и отстала в метро. Довольно быстро стало понятно, что я одна не справлюсь. Тут как раз появились друзья, Илья и другие, которые стали помогать возить детей.

А я начала очень активно искать транспорт. Ольга Алексеева из CAF-а дала мне список из двадцати организаций, в которых по ее предположениям, он должен был быть. Я обзвонила все, и одна организация согласилась. Это был «Московский дом милосердия», который теперь называется «Центр добровольцев». Галина Бодренкова выделила нам машину с водителем, который нас возил. И какое-то время мы возили детей один раз в неделю. У нас началась новая жизнь, а потом произошел интересный эпизод с пропажей кошелька.

Однажды мы отмечали день рождения Ильи. Так все весело, здорово было, и вдруг Юля говорит: «Ребята, у меня пропал кошелек только что, со всей зарплатой». И никого нет, кроме наших детей, кто мог бы это сделать. У нас в первый раз такое случилось, и мы растерялись. Тут наш водитель Леша, из Дома Милосердия, говорит: «Нет, так не пойдет, праздник временно приостанавливаем, кошелек надо найти. Давайте так. Заходим все по одному в темную комнату. Выходим. Кто-то один, кто кошелек взял, его там оставляет. Потом свет включаем — кошелек там. Договорились? Договорились!» Все так и получилось, кошелек со всеми деньгами был найден. После этого Леша очень проникся к детям и ко всей ситуации в целом, он понял, что можно что-то изменить в их жизни. И через неделю мне говорит: «Я договорился там у себя. Ты же хотела их чаще в студию возить. Давай ездить три раза в неделю». Я тогда удивилась, как это ему удалось. А потом меня позвали на конференцию «Доступный транспорт», чтобы я рассказала, как Московский Дом Милосердия нам с детьми помогает. Прихожу я туда, там ко мне подходит симпатичная незнакомая женщина и начинает благодарить за своего сына, который так изменился, стал добрее, серьезнее, с тех пор как в студию ходит. Я слушаю и думаю, что это кто-то из родителей детей, с которыми я занимаюсь в «Подвале». А потом конференция началась, и та самая женщина ее открывает, и представляется как Галина Бодренкова, президент «Московского дома милосердия». Тут только я понимаю, что водитель Леша — ее сын.

Юля Шевелева и Амир Тагиев из театра-студии «Подвал» попросили меня с их студийными детьми позаниматься

Илья нам покупал краски, кисточки и что-нибудь вкусненькое к чаю: рулетики, плавленые сырки, а иногда даже докторскую колбасу, бывало. Но это уже, когда мы «шиковали». Хлеб выбирали в магазине только белый. Белый хлеб в интернате считался лакомством, его давали ограниченно. Мы рисовали, потом стали лепить — появилась керамистка Лена Татаринцева. Театром мы не занимались. Юля посмотрела всех наших детей, и сказала, что они очень замкнутые, не артистичные, и им пока рано.

Миxаил Лосев: «Ну, деньги — это дело наживное, не самое главное в жизни. Я давно ищу что-то подобное, и мне нравится то, что вы делаете»

У меня появился первый сотрудник. Пришел вдруг симпатичный бородатый человек, представился Михаилом Лосевым. В руках, как входной билет, он держал открытку с репродукцией нашей картины. «Можно у вас работать?» Я говорю: «Конечно, только как же я вам буду зарплату платить? Денег-то у меня никаких нет». А он: «Ну, деньги — это дело наживное, не самое главное в жизни. Я давно ищу что-то подобное, и мне нравится то, что вы делаете». Миша стал привозить детей из интерната в студию, что-то мастерил с мальчишками, все время находил нам помощников. Мы познакомились с его женой Юлей и двумя маленькими дочками. Вскоре стало понятно, что нам надо регистрировать организацию.

Почему мы ушли из «Подвала»? Мы сами в какой-то момент поняли, что стали слишком большой нагрузкой для наших друзей. Хотя история с возвращением кошелька имела счастливый конец, ею одной эпизоды такого рода не ограничились. Наших детей становилось больше. Когда Сашу Коростелина перевели в восьмидесятый интернат, мы взяли большую группу ребят из этого интерната. А потом стал ездить еще двадцатый интернат, дети с ДЦП. Три интерната — это около 60 детей. И плюс еще друзья и знакомые, дети наших друзей и друзья наших детей. Я понимала, что нам нужно искать свой дом.

Квартира на Павелецкой

Помыкавшись и поскитавшись по нескольким местам, мы, кажется, нашли выход. Последней каплей стала история с детским клубом на Пречистенке. Мы там сделали ремонт, начали возить детей, но своего ключа так и не получили. И вот однажды, в наш студийный день, мы уже не в первый раз оказались перед закрытыми дверями. Миша Лосев привез из интерната детей, и мы сидели на улице, набившись в мои маленькие «Жигули», потому что шел дождь, и потому что хозяйка помещения с ключами уехала на дачу, забыв нас предупредить. Тут звонит Илья, и я рассказываю, какие мы бедные и бездомные, а он говорит: «Все, я больше не могу смотреть, как вы мучаетесь, надо что-то делать».

И после студии на Павелецкой мы уже не хотели от кого-то зависеть или быть у кого-то в гостях, мы понимали, что нам нужен собственный дом.

И Илья решил снять нам квартиру! Это был период вскоре после дефолта, когда можно было недорого снять жилье. И Юля Лосева по объявлениям нашла прекрасное место. Это была трехкомнатная квартира на первом этаже жилого дома недалеко от Павелецкой. Я считаю, что как раз с этого момента что-то перевернулось, потому что у нас появился Настоящий Дом. И после студии на Павелецкой мы уже не хотели от кого-то зависеть или быть у кого-то в гостях, мы понимали, что нам нужен собственный дом.

Очень быстро появились дети, которым негде жить. Нашу Надю выписали из интерната к папе, а человек, который по документам числился ее папой, был к этому совершенно не готов. Свету в том же году выпустили из интерната, но с психически больной мамой она вместе жить не могла. Позже возникли бездомные Рома и Русик, выпускники подмосковного детдома, у которых комната в коммуналке в четырех часах езды от Москвы и которые хотели учиться и работать в Москве. И все они стали жить на Павелецкой. Нашлись несколько американских добровольцев, которые согласились жить вместе с ребятами и помогать студии! Джулиан и Джули, Лара и Мельва. Получилась необычная коммуна. Помню, первое время я сама готовила суп с детьми, многие не умели даже макароны сварить. Потом появился новый мальчишка из «Ковчега», настоящий повар с дипломом, Илюша Кубанцев.

Однажды мы потрясающе красиво раскрасили там подъезд — цветы, радуги, птицы. Но жильцы дома не одобрили нашу инициативу и заставили закрасить все серой краской. Вот таким был наш самый первый опыт росписи стен!

В то время в студии работал Александр Горлов, отставной подполковник. Вместе с ним и с Мишей Лосевым мы ходили в префектуру, писали письма, просили и вот, наконец, удалось получить от Управы наше нынешнее помещение для студии — небольшой полуподвал в Дмитровском переулке.

Из старых интервью. Студия на Павелецкой, 2000 год:

Света Хохлова: —К нам в интернат приезжали американские клоуны. Мы с ними познакомились и подружились. И Маша стала часто приходить.

Надя Вараксина: — Мы учились тогда в третьем классе. Маша приходила с Илюшей, они ещё не были женаты, и с друзьями. Мы рисовали.

И потом они стали брать нас домой на выходные. Сделали бумажки с номерами, и кому какой номер достался, тот тогда и идёт к Маше домой. Или к Илье. Я в первый раз попала к Илюше. Он учил меня играть в шахматы.

Света: — Я была у Маши. Познакомилась с её детьми. У них дома было очень много игрушек.

Саша Демин: — У Маши мы праздновали в первый раз дни рождения. С тортиком. Игрушки нам дарили. В детском доме мой день рождения не праздновали.

Надя: — Один раз я, Пашка, Саша поехали к Илюше. Там мы переоделись в клоунов и стали в таком виде ловить такси. Илюша нас очень смешил. Он очень смешной клоун.

Оксана Новикова: — Меня и Жанну больше всех на выходные брали. Мы помогали Маше, за детьми присматривали.

Надя: — Сначала занимались в интернате, в своём классе, потом стали ездить в студию «Подвал». На метро, а потом стали нам заказывать автобус.

Саша: — Сделали первую картину. «Остров счастья». Мы её оставили в классе для украшения.

Надя: — А воспитатели нас всегда пугали: «Не поедешь в студию». Мне это очень не нравилось.

Света: — Мы даже на свадьбе были у Маши с Илюшей. Во дворце бракосочетаний. Мы фейерверки в снег вставили. Когда Маша с Илюшей выходили, мальчики начали поджигать. Все другие так удивлялись на нас, что столько детей на свадьбе. А потом был праздник в студии. Машины родители были, друзья. Классная свадьба была. Первый раз в жизни я свадьбу видела. Маша очень красивая была. Ей столько подарков подарили!

Надя: — Мне Маша первой сказала, что у неё будет ребёнок. И она продолжала приходить к нам на занятия.

Света: — Маша сначала мальчика хотела. Ну, она не знала, кто будет, мальчик или девочка. А потом узнала, что девочка. Когда Ася родилась, и мы её первый раз увидели, Лена сказала: «Маш, это что, игрушка?» Ася такая лапочка была маленькая!

Оксана: — А, когда подросла, непослушная стала. Памперс не давала надеть, кусалась.

Инна Агальцова: — Я знакома с Машей третий год. Когда приезжали клоуны, я познакомилась с Мариной, она из Питера, показала ей свои рисунки, а потом познакомилась с Машей, стала ездить в студию. Помню, там все рисовали на теннисном столе. Машины дети мне понравились. Больше всех Аня.

Саша: — Когда приезжают клоуны, мы вместе с ними ходим в больницы. В самые тяжёлые. Где раком болеют.

Света: — Там и детское отделение есть, и постарше. Малыши иногда пугаются клоунов, плачут. Но больше смеются. А врачи нас спрашивают потом: «Вы ещё приедете?» В метро на нас все смотрели, смеялись, спрашивали, откуда мы. Мы с клоунами ходили на Красную площадь. Там тоже смешили детей.

Оксана: — Сначала я стеснялась смешить, а теперь научилась.

Света: — Раньше мы не хотели, чтобы Маша брала ещё детей из других интернатов. Но Маша сказала: надо. И когда приехали ребята из восьмидесятого интерната, мы подружились.

Надя: — Наша жизнь изменилась, сильно изменилась. Другими людьми мы стали.

А вот так выглядели мы в 1998 году, готовясь к встрече с клоунами:

«Я сама научила своего ребенка
понимать английскую речь, мой малыш уже говорит английскими предложениями». Наверняка для многих мам это фраза из области фантастики. Английский язык всегда
был и до сих пор остается пределом мечтаний. Как лингвист и педагог я знаю, что
это на самом деле непросто. А как мама чувствую, что делать это совершенно
необходимо. Я сама с детства говорю по-английски (спасибо за это моей маме!) и
своих детей я тоже воспитываю двуязычными. Каждый день я наблюдаю за чудом
становления нового языка и не перестаю удивляться тому, насколько талантливы все
малыши. Моей дочери Николетте 6 лет, а сыну Жану 1,5 года. Дочь я начала учить
английскому в 1г.3 мес., и в 3 года она уже говорила полноценными
предложениями, а в 4 года могла свободно общаться по-английски. Скажу честно,
мне это было нетрудно, за спиной стажировки и большой опыт преподавания. Но
меня никогда не покидала мысль, что это не должно быть достоянием избранных,
методика должна быть доступна каждой маме!

Каковы же секреты обучения малыша
английскому языку? Во-первых, это – любовь. Любовь к малышу и желание дать ему
всё самое лучшее. Ведь именно она дает маме идеи и силы. А что касается
методики, то она в следующем: английский язык должен преподноситься ребенку,
как родной – через эмоции и яркие образы. Малыша ни в коем случае нельзя учить
с переводом на родной язык – это создает барьер и не дает ему полностью
погрузиться в новую реальность! Нужно погружение, да. Но оно не должно быть
агрессивным. Погружать в язык нужно мягко, постепенно, давая ребенку время
адаптироваться. У мягкого погружения есть и еще одно преимущество: получая
дозированное количество материала, малыш все очень быстро раскладывает по полочкам
в своей головке и начинает этим пользоваться.

Есть еще один секрет: свою речь
мама должна строить особым образом. Для
малыша не так важно мамино мурлыкающее произношение (или его отсутствие 🙂
Гораздо важнее то, как построены ее фразы. Если вы хотите обыграть какую-то
ситуацию на английском языке, помните, что в ней обязательно должны быть
ключевые слова, на которые вы будете нанизывать новые, подкрепляя их жестами и
мимикой.

Я называю это принципом «бусин
на нитке». Приведу короткий пример: “A cat. It’s a cat.
Nice, nice cat. Stroke, stroke the cat”. Приходите к нам в профиль в Instagram @my_english_baby и
посмотрите, как моя дочь проводит этот коротенький урок для брата 🙂 Так вот, если
вы начали говорить о кошке, то подкрепите свой урок яркими картинками и слайдами
– пусть малыш услышит фразы “a fluffy cat,
a big cat, a small cat”. Не стремитесь сразу
сказать ребенку, как называются по-английски другие животные! Пусть он узнает
только одно слово – cat
– но зато оно обрастет необходимыми «спутниками»: big, small, fluffy
– без которых будет просто пылиться в копилке вашего малыша.

В моем курсе английского для
малышей реализованы все эти принципы, поэтому мамы очень быстро видят
результат. Я очень рекомендую его всем мамам, которые горят желанием учить
своего малыша и постепенно наращивать свои собственные знания. Я создала его
специально для вас – чтобы и вы могли самостоятельно дать своему ребенку чудо
второго языка! Заниматься по курсу легко и приятно, даже если у вас пока
недостаточно знаний. Его можно попробовать, можно посмотреть, как по нему
занимаются мамы, каких успехов достигли малыши. Всё это на моем сайте

Мария Елисеева – художник и мама пятерых дочерей. В 90-х создала одну из первых НКО в России «Дети Марии» - центр помощи и адаптации для детей сирот и детей с особыми нуждами. В 1991 году Мария познакомилась с легендарным доктором-клоуном Патчем Адамсом и вместе со своим супругом Ильей Сегаловичем (прим. ред. сооснователь и технический директор Яндекса. Умер в 2013 году) в команде с Патчем много лет помогает тяжело больным детям и навещает их в интернатах и больницах.

Мария Максимова поговорила с Марией Елисеевой о том, как научиться помогать другим, несмотря на личные трудности, о том, каково художнику быть организатором благотворительной студии, и о пяти годах без Ильи Сегаловича.

Artifex: Вы – художник. Как пришли к тому, что открыли одну из первых НКО в России?

Это получилось стихийно. У меня не было идеи создавать общественную организацию. Просто я познакомилась с детьми одного из московских интернатов. Мы подружились и рисовали сначала в интернате, а потом в театре-студии «Подвал» у Юли Шевелевой. Но получилось, что интернат сам решал, когда детей отпустить на занятия, а когда нет.

Для интерната я была «никем», «странной Марией», которая непонятно на каких основаниях куда-то возит детей. Стало ясно, что создание официальной организации даст возможность установить нормальные отношения с интернатом – заключить с нами договор, чтобы брать ребят в Студию и даже домой на выходные.

Когда мы были в театре-студии «Подвал», Юля Шевелева и Амир Тагиев нам очень помогали. Всегда ребят подкармливали. В то время у меня настолько не было денег, что едва хватало на совсем простую еду: картошку, капусту и иногда, может быть, курицу.

И вот театр «Подвал» выделил нам комнатку. Там у них пинг-понг был, а мы вокруг этого стола усаживались и рисовали. Юля рассказала мне о том, что есть фонды КАФ (тогда только появился в России - Charities Aid Foundation) дает гранты общественным организациям. Мы первый грант получили на краски. И я поняла – это реальная возможность делать что-то более масштабное. Конечно, мы могли сами купить обычную акварель, но, например, масляные краски и этюдники были нам абсолютно не по карману. У меня в то время было трое детей, а зарплата у меня, руководителя ИЗО студии, была совсем мизерная. На занятиях мы всегда пили чай с ребятами из интерната. И покупали рулеты с вареньем. Помню, они стоили шесть рублей. Сейчас, наверное, таких даже нет. А тогда это было наше основное лакомство.

Устав моей первой организации помогла мне написать Оля Алексеева. Она в то время только начинала работать в КАФе (Charities Aid Foundation), который только что появился в России. Потом Ольга стала директором российского КАФа. К сожалению, ее уже нет, она умерла несколько лет назад.

Мария Максимова: Когда вы достаточно бедно жили, где брали ресурс, волю, силы, чтобы помогать другим?

Я не единственная в этом смысле. К нам часто приходят малообеспеченные люди с желанием помочь. Вот история из начала двухтысячных. Оказалось, что в домах ребёнка, особенно в Подмосковье, нет памперсов. Потому что нет такой графы в бюджете. Мы поняли, что надо попытаться что-то изменить. Наш Илья (прим. ред. супруг Марии Елисеевой) помог открыть страничку в интернете, которая называлась «Сухая попа». Мы вместе с другими общественными организациями стали собирать памперсы в разных местах Москвы. Иногда какая-нибудь бабушка-пенсионерка, приносила маленькую упаковку памперсов. Что ею двигало? Зачем она тратила значительные для нее деньги на детей, которых она даже не знала?

Мне было проще – я с этими детьми познакомилась и уже не могла выйти из этого круга. Потому что они чудесные, они откликаются на дружбу, тянутся общаться, хотят и могут учиться. И если ты встал на этот путь, то обратного, скорее всего, нет.

Лет 15 назад, после поездки со мной в Дом малютки, моя мама мне сказала: «Я тебе помогу всем, что угодно, но я не могу туда приезжать. Я не могу спать после того, как вижу детей, которые лежат мокрые на этих клеенках. А я не могу ничего с этим сделать. И не понимаю, как ты можешь туда ездить?»

Сейчас мама каждую пятницу в нашей студии пишет с выпускниками диктанты и радуется любым, даже самым скромным успехам своих учеников.

Думаю, нужно максимально включать людей, которые ищут и думают «А может все-таки да?» Привлекать таких людей не только возможностью принести на Новый год игрушки, а попыткой прикоснуться и помочь другому миру. Приглашать со своими детьми. Чтобы была двухсторонняя социализация.

Artifex: А как нужно людям объяснять, рассказывать, чтобы это желание помогать чаще включалось?

Можно, конечно, пытаться сделать это искусственным образом. Но, скорей всего, это не принесет результата, если человек ещё не готов.

Наверное, если человеку как-то очень плохо, тревожно, то что ты ему позитивного и хорошего о жизни ни показывай и не рассказывай, у него будет ощущение – все неправда. Что люди, которые занимаются помощью другим нечестные. Что фонды воруют или наживаются. Наверное, сами надевают на себя и своих детей эти подгузники. Конечно, у людей, которые только недавно к этому прикоснулись, может быть много разочарований или шоковых впечатлений. Но примеров, как это получается хорошо, гораздо больше. Человеку, чтобы в это поверить, необходим собственный положительный опыт. Никто не сможет доказать, что все по-настоящему, если внутри у другого какая-то боль, страх или обида, связанная с предыдущим опытом.

Думаю, нужно максимально поддерживать людей, которые ищут возможность помогать и думают «а если все-таки да?» Надо привлекать таких людей не только возможностью принести на Новый год игрушки, а попыткой наладить человеческое общение. Ходить в детский дом со своими детьми, чтобы была двухсторонняя социализация. Сейчас у нас появился новый проект, который очень хотелось бы успеть сделать... Это создание пространства, где два непересекающихся мира могут встретиться. Мир ребят из детских домов и психоневрологических интернатов и мир обычных семей с детьми. Это будет независимое пространство, где будет много интересных и творческих общих занятий и интерактивных лекций для той и другой группы...

Мария Максимова: Как лично вам удается людей привлекать в благотворительность?

Мои друзья, друзья моих детей, те взрослые, которые попадают в нашу компанию, тоже начинают участвовать в жизни наших организаций. Кто-то приезжает как волонтер, проводит мастер-классы, а кто-то привозит своих детей. Это, так называемые, «круги по воде». Как раз то, что нам нужно. Люди увидели, что мы делаем, пообщались с детьми, и вот произошла «химическая реакция». И пусть это будет пока не самый тесный контакт – всё равно уже здорово. Это вектор в правильную сторону!

(к нам в комнату забегает мальчик лет 5, просит Марию помочь найти велосипед)

Этот мальчишка – сын нашей выросшей девочки из детского дома, с которой мы знакомы больше 20 лет. У нее психиатрическое заболевание, она очень талантливая и творческая, но, увы, как мама недееспособна. И его взяли к себе мои друзья.

Деньги на самом деле не нужны, если хочешь что-нибудь конкретное сделать. Необходимо участие людей, которые хотят что-то неправильное поправить в этом мире.

Мария Максимова: Есть мнение, что художнику сложно заниматься организационной деятельностью. Даже лучше, если художник всегда «голодный» и в творческих муках. Как вы - художник, тащите на себе столько и, прежде всего, моральной нагрузки?

Немного грустное объяснение, но я все-таки скажу. В моем понимании профессии я так и не стала настоящей художницей. Потому что, уже втянувшись во все это, я поняла, что не могу продолжать заниматься искусством, отрешившись от всего этого. Не могу. Но мне очень приятно с детьми вместе что-то делать – рисовать, заниматься мозаикой. Я нахожу в этих занятиях возможность осуществить и свои творческие идеи.

И, честно говоря, я гораздо больше мама, чем все остальное. Я далеко не идеальный директор и руководитель. Может быть, на каком-то этапе нам надо было бы перестать быть клоунско-художественной семейкой и более жестко начать создавать профессиональную организацию, умело привлекать средства, но мы остались семейкой.

У меня есть примеры, когда мы вообще без участия денег делали большие акции, поездки, росписи больниц, клоунские выступления. Например, одна авиакомпания нам дала билеты в Новосибирск, мои друзья поселили нас в реабилитационном центре, другие друзья нас кормили. Нам даже подарили билеты на шоу Вячеслава Полунина. Мы были на спектакле, познакомились с ним. Оказалось, что у нас общий друг – Патч Адамс. То есть гораздо важнее денег участие людей, которые хотят что-то неправильное поправить в этом мире.

Мария Максимова: А как вы относитесь к моде на благотворительность? К той категории людей, которые особенно любят рассказать, что помогают. Пиарятся на этом, проще говоря.

Отрицательно я к ним не отношусь. Не стоит все валить в одну кучу. Бывают разные люди, разные ситуации, разные благотворительные фонды. Но в большинстве своем, даже если фонды привлекаются знаменитостей, даже если активно об этом рассказывается, даже если кто-то этим хвастается, то все равно они делают дело! Конечно, мне больше нравятся те, кто скромнее, кто вкладывает в дело больше человечности, где пиар не на первом месте.

Смотря кого считать. Кто-то жил год, кто-то два, кто-то десять. А кто-то всего пару месяцев. Многие жили вообще без каких-либо документов. Например, выпускники интернатов получили свое жилье, но выяснялось, что там надо делать ремонт. Или все было очень далеко. Иногда 18 летнему ребенку было на новом месте ужасно одиноко, и он не мог жить там один. Например, один мальчик получил в Московской области квартиру, и ему после учебы, после встречи с друзьями вечером туда было просто не добраться. И он пару раз в неделю просился к нам ночевать. Считать его? Да, постепенно он адаптируется. Многим мы помогаем устраиваться поуютнее. Но некоторые выпускники так и не могут пока жить в своих квартирах.

Если говорить о тех, кто жил у меня какое-то значительное время, то около 20 человек. Это за много лет, конечно. Мне это нравится. И я себя чувствую с ними ДОМА. Просто безумно повезло, что у меня есть на это средства.

Мария Максимова: Мы встретились с вами на открытии выставки фонда – White Room Foundation, который недавно открыли ваши дочери. Как оцениваете их перспективы в современной арт-индустрии?

Если ты хочешь сделать, делай то, что ты считаешь важным здесь и сейчас. Без особых ожиданий. Просто надо делать. Это образ жизни. Я очень рада, что идея White Room Foundation объединяет и вдохновляет моих детей. Они хотят, чтобы у молодых художников была возможность развиваться, осуществлять интересные проекты с помощью фонда. Открывать молодых художников и помогать им – прекрасная цель.

Мария Максимова: Вы с вашим супругом Ильей Сегаловичем для многих были примером супружеской пары. Вы - художница, занимающаяся благотворительностью, он – бизнесмен и ваш главный союзник. Пять лет назад 27 июля Илья Сегалович скончался от онкологии. В жизни многих из нас случаются трагические вещи, когда мы теряем своих любимых, самых близких, родных. И в такой момент многие просто не знают, на что опираться теперь. Как вы справляетесь?

Я думаю с таким полностью справиться невозможно. Меня поддерживали и поддерживают моя семья и друзья, мои ребята из студии. Моя родная сестра, когда заболел Илья, пришла работать в наш новый фонд Пеликан, который помогает выпускникам. Она координирует все программы, находит сотрудников и волонтеров, а ребята её просто обожают, это для меня главный подарок и огромная поддержка.

Когда я говорю «мои ребята», я говорю про своих приемных детей и подопечных студии, которые после смерти Ильи пришли и сказали: «Можно мы с тобой пока поживем» . Я не представляю без них своей жизни.

Мои дочери просто невероятные! Как-то об этом говорить неловко, мне бы не хотелось, чтобы в этом был элемент хвастовства. У нас с ними удивительная близость, они меня даже стали называть «сестра-мама». Я состою из них, и каждая из них – часть меня. Но я до сих пор очень скучаю по Илье. Рано очень... (Мария заплакала)

Мария Максимова: Если кто-то из наших читателей захочет помочь вашей студии, стать волонтерам - как действовать? И какая помощь особенно вам нужна?

По правде сказать, нам всегда нужны волонтеры, которые готовы с детьми готовить, вместе что-то делать, социализировать их, общаться и дружить. Приходить, пусть разово, пусть раз в полгода, но с чем-то интересным. Провести какой-нибудь, например, вечер японской кухни или французской культуры. Рассказать, например, о достопримечательностях страны, в которой они побывали, вместе почитать хорошие стихи, показать пару репродукций любимых картин. Это очень нужно и важно. Чем больше людей сможет влиться в этот процесс, тем лучше. Ничего нет важнее в помощи, чем личное участие. Конечно, когда нужно глаза или зубы или позвоночник лечить детям из интерната – тут средства нужны. Но ведь, если постараться, почти всегда можно найти фонды и добрых людей, кто и такие проблемы решить помогут.

Есть наш сайт – студия Дети Марии (прим.ред. активная ссылка указана в шапке интервью) . Также есть социальные сети у студии. Пишите, звоните, приходите – мы всем будем рады.

Короткий блиц «Хит-лист Марии Елисеевой»

Если одна картина, то...

Я обожаю ван Гога. Весь ван Гог.

Если один фильм, то...

Если с младшей дочкой Элей, то «Римские каникулы». Если без Эли, то я очень люблю «Корабль дураков». (прим. ред. Реж. Стэнли Крамер)

Если одна книга, то...

«Мастер и Маргарита».

Сейчас я читаю замечательный «Ковчег детей» Владимира Липовецкого. Выделить одну самую важную мне трудно.

Если бы у меня была волшебная палочка, то...

Я бы отменила все войны везде в мире. Немедленно и навсегда.

В чем смысл жизни?

В том, чтобы человек сам чувствовал, что хоть чуть-чуть на плюс пошло то, что от тебя зависело.

Илья скоропостижно скончался на 49-м году жизни от рака желудка, у него осталось пятеро детей.

Cегалович подружился с Аркадием Воложем ещё в школе в Алма-Ате, они сидели за одной партой, а потом оба закончили школу с золотой медалью и отправились покорять Москву. На какое-то время их дороги разошлись, но вскоре Аркадий пригласил Илью в свою компанию создавать электронные справочники, Сегалович придумал ей название «Яндекс». В дальнейшем Илья стал техническим директором компании и руководил всеми запусками основных продуктов интернет-гиганта. В середине девяностых жена Сегаловича художница Мария Елисеева основала студию помощи детям, название которой тоже придумал Илья - «Дети Марии». Она общалась с американским клоуном Пэтчем Адамсом и его командой, и однажды пригласила их в интернат рядом со своим домом. Cегалович говорил о необычной энергии своей жены, заражавшей не только его, но и многих друзей на волонтерскую работу. Вместе с «Яндексом» центр стал важнейшей частью его жизни, там Илья учил детей жонглировать и представал в образе весёлого клоуна.

Сегалович занимался общественной работой отдельно от Яндекса: ходил на митинги оппозиции, присоединился к Центральному Избирательному Комитету (структура под руководством Леонида Волкова, которая боролась за прозрачность выборов 2012), выступал против законов, которые ставили под угрозу свободу в интернете. Особенно критично Сегалович высказывался о запрете усыновлять детей иностранными гражданами.

Меня в детстве научили не стремиться быть крутым. Моя цель всегда заключалась в том, чтобы быть totally uncool, но таким, который внутри на самом деле понимает, что он-то как раз и круче всех. Это моя жизненная позиция, и я никак не могу от нее избавиться

Моя тяга к любительскому театру из семьи, главным образом от мамы и бабушки. Я актерствую с детства. Я и сам придумываю иногда, и с охотой присоединяюсь к готовому. То есть, если бы рядом играли Шекспира и меня приняли, я и Шекспира играл бы. Но тут оказались клоуны, очень хорошо - я получаю удовольствие, и детям интересно.

Мы удачно отучились с Аркашей [Аркадием Воложем - сооснователем Яндекса - Прим. The Village ] закончили с золотыми медалями и поехали поступать в МГУ. Мы не знали, что идёт идеологическая война, которая касается нас. То есть мы знали, что она идёт, но не знали, что она относится к частной жизни школьников физмат школ. Мы тогда особо не знали, что мы евреи. Ну так, фамилии такие, что поделаешь, но оказалось, что это фатально. Москвичи были лучше осведомлены в этом вопросе, а в Алма-ате это не было очень популярно.

Хотелось бы какого-то чуда, волшебной палочки, чтобы раз - и система выборов заработала, два - и всех сирот из детских домов забрали бы в семьи. Вот за это изобретение я бы заплатил любые деньги.

Я очень слабо отделяю себя от «Яндекса» и очень сильно в него интегрирован. Рад любому запуску, любому новому проекту, даже если изначально идея исходила не от меня.

Все определяется людьми. Бывают хорошие люди, бывают плохие. Я стараюсь априори думать о людях скорее хорошее, нежели плохое.

Все свои изобретения я делал за год-полтора, максимум - два. Слабое воображение у меня. Не верю я в себя. Думаю, нужно обладать огромной силой воли и верить, что вот эта штука, которую за полтора года не сделаешь, а за три или пять сделаешь, обязательно заработает, начать ее делать и не бросить. А вообще я бы хотел научиться управлять самолетом и трейлером.

О благотворительности и детях

Примерно в 1993 году я решил заняться английским (имея стратегические планы уехать куда подальше) и там на курсах встретил свою будущую жену. С ней мы стали ходить в интернат № 103 и возить детей регулярно в ее студию при детском театре «Подвал». Постепенно вовлеченность наша в их дела, а их в наши возрастала, и примерно через год после того, как у нас с Машей появился свой ребенок (у нее до этого уже было трое), мы взяли сначала одну, а потом еще двух девчонок к себе в семью. Таким образом, я еще и папа большой фостеровской семьи.

«Было интересно, хотя и трудно: несколько лет жили ввосьмером в двухкомнатной квартире, вначале даже без телефона и тем более без машины. Но это всё воспринималось совершенно безболезненно, с юмором и с очень продуктивным ощущением от жизни и от её наполненности» .

Все, что меня интересует вне компании [Яндекса], - это благотворительность, которой я начал заниматься примерно тогда же, когда и «Яндексом». Эта работа связана с деятельностью моей жены, у которой есть творческая студия «Дети Марии» для сирот Москвы. Много лет она работает с несколькими интернатами, организует отдых в летних, весенних, зимних лагерях, заграничные поездки с выставками и спектаклями, ежедневную работу в кружках в студии. Это и есть моя основная инвестиция вне «Яндекса», которую я планирую развивать и дальше: деньги, появившиеся от продажи акций, буду двигать в эту сторону. Нам необходимо купить помещения, перестать зависеть от управы, может быть, учредить фонд (сейчас это благотворительная организация) и расширить деятельность.

Я еще в 1984 году работал в подшефном комитете комсомола факультета - помогал устраивать праздники. Для тех, кто читал книгу Гальего «Белое на чёрном» - по ощущениям я готов подписаться под каждым словом. Я конечно не был с той стороны, не сидел в карцере, меня не били, я не испытывал того кошмара, унижения и ужаса, но ощущение тяжелого и страшного меня преследовало.

Деньги сами по себе не конвертируются в благотворительность. Нельзя просто стать на углу и раздавать деньги - это бессмысленно. Если не создашь работающий механизм благотворительности, ничего не добьешься. Нужна действующая структура, стратегия, технология. Это все работа. Кое-что нам удается сделать: за последние три-четыре года было несколько масштабных проектов, в которых я и лично участвовал, и помог осуществить. Поездки с выставками и театральными постановками в Германию, Францию, Италию, Великобританию, выставка в Белом доме США, образовательные программы для преподавателей интернатов в Израиле и США. Конечно же летние лагеря и поездки в Беслан.

О законах и государстве

Мы пишем прекрасные романы, но дороги у нас не получаются. С турецким трафиком у нас похожие проблемы. Я извлек следующее: у нас, как и в Турции, недоразвиты государственные сервисы и службы

В России всегда был прекрасный регулируемый интернет. Однако у нас не было законодательства о блокировке, которое в том или ином виде присутствует в европейских странах. Сейчас наша главная задача заключается в том, чтобы внести в этот закон максимально разумные поправки. Блокировка того или иного сайта в соответствии с законом должна осуществляться так, чтобы ни один невинный ресурс не пострадал. Технически это возможно.

Наша модель средневековая: каждое ведомство - это отдельный бастион со своим феодалом, который никого к себе не пускает, живёт по своим законам и знать ничего не хочет. Это связано со слабостью государственной власти. Она не в состоянии обеспечить единство исполнения законов.

Путину, Медведеву и Суркову следует оторвать свои задницы от стульев, зайти в соседний интернат и усыновить по ребенку. А не страдать херней. Владимир Путин в обещаниях 2006 года клялся разобрать до нуля систему интернатов. И где? Начните хотя бы с себя, Владимир.

Художественный центр «Дети Марии» уже почти двадцать лет успешно работает с детьми из коррекционных школ-интернатов и детских домов-интернатов для детей с умственной отсталостью. Координатор программ центра Юлия Лосева - о том, как арт-терапия меняет жизнь особых детей и почему даже успешным организациям нужно заниматься развитием и учиться менять себя.

«Главное, чтобы ребенку нравилось творить»

Центр создала художница Мария Елисеева . В 1993 году она начала работать с группой детей из интерната. Организации тогда ещё не было. Были Мария, несколько её друзей и дети. Потом они поняли, что нужно регистрировать организацию, и в 1997 году был создан «Художественный центр „Дети Марии“». Правой рукой, главным помощником и первоначально единственным нашим донором был муж Марии, один из основателей компании «Яндекс» , который, к нашему прискорбию, умер в 2013 году.

Постепенно всё это выросло в довольно большую организацию. Сейчас у нас в течение года занимаются около 200 детей из шести-семи интернатов, с которыми мы сотрудничаем. Это и коррекционные школы-интернаты, и детские дома-интернаты для детей с умственной отсталостью.

За эти годы многие наши воспитанники подросли, и некоторые из них попали во взрослые психоневрологические интернаты (ПНИ). Мы по возможности стараемся отслеживать их судьбу, поддерживать с ними связь и возить их на занятия.

- Каковы основные направления работы центра?

Мария – художник, поэтому все началось с живописи. Но довольно быстро появилась керамика, потом рукоделие (лоскутное шитье, валяние, гобелен и другие виды), а также музыка (дети разучивают простые мелодии на фортепиано, на гитаре, поют). Кроме того, дети учатся готовить. Получается, что в среднем ребёнок попадает к нам на занятие раз в неделю.

Мы пытаемся расширять спектр занятий для ребят. Например, на даче у Марии построена мастерская - это была их с Ильей мечта. Там проводит занятия гончар, который учит детей работать на гончарном кругу, и сейчас ребята регулярно ездят туда и занимаются. В московской студии у нас нет технической возможности сделать это. А там они выполняют работы, которые требуют большого пространства, - мозаику, например. Это здорово и интересно. Это какие-то совсем новые ощущения и новые возможности для детей чему-то научиться. У нас нет цели вырастить из них профессиональных художников. Ведь к нам приезжает много тяжелобольных детей с задержкой в развитии, и мы не ждём от них каких-то особенных результатов. Главное, чтобы ребёнку нравилось творить, чтобы он занимался этим с удовольствием, и не так важно, как у него получается.

Но если у ребёнка открываются способности и он хочет профессионально этим овладеть, чего-то достичь, мы всячески этому способствуем – помогаем найти учебное заведение, оплачиваем образование в колледже.

Ещё у нас существует большая программа – организация зимнего и летнего лагеря для детей. В лагере гораздо больше разных видов художественных занятий, кроме того мы ставим спектакли, занимаемся спортом.

Несколько лет назад мы начали программу с Первой школой города Беслана. С 2007 года мы ездим туда раз в год, наши сотрудники и волонтёры проводят мастер-классы для всей школы, мы вместе с ребятами расписывали стены. А несколько раз мы привозили оттуда детей в наш летний или зимний лагерь. Дети, которые приезжали к нам в 2007, в этом году окончили школу и уже второй год ездят к нам в лагерь как волонтёры.

«Закон Димы Яковлева» и Шекспировский фестиваль

- Ваш центр занимается еще и обучением детей иностранным языкам. Расскажите, пожалуйста, об этом.

По школьной программе наши ребята вообще не изучают иностранные языки, потому что в коррекционных школах не предусмотрен такой предмет. А у многих есть большая мотивация к изучению языка – они иногда бывают за границей, контактируют с иностранцами, им хочется говорить. И у некоторых есть хорошие способности. Сейчас у нас два основных языка – английский и итальянский, потому что у нас есть программы поездок в Италию и Англию. Занятия ведут волонтёры, индивидуально или в маленьких группах, чаще всего приезжая в сам интернат.

К сожалению, сейчас, после принятия так называемого «закона Димы Яковлева», всё труднее стало вывозить детей за границу, даже в образовательные поездки. Этот закон ударил не только по усыновлению - детей-сирот вообще запрещено вывозить за границу, если они там будут проживать в семье. А раньше наши дети в течение месяца летом жили в итальянских семьях. Число этих семей с каждым годом увеличивалось. Это был колоссальный опыт для детей, и, как ни удивительно, это почему-то было очень привлекательно для итальянцев, они даже создали свою общественную организацию «Друзья „Детей Марии“», вместе с нами и педагогами интерната очень тщательно подбирали, какому ребенку какая семья больше подойдёт. Они не какие-то богатые люди – итальянская провинция, самые обычные семьи со средним достатком, но они готовы были прилагать усилия, чтобы занимать, развивать и развлекать ребенка, заботиться о нём. Ребята, когда приезжали оттуда, конечно, болтали по-итальянски, потом перезванивались с семьями, переписывались.

Но теперь детей в Италию вывозить не разрешили. Поэтому последние два года мы ездим туда только с выпускниками интерната, которые уже достигли совершеннолетия.

Тогда же, когда был принят «закон Димы Яковлева», было выпущено постановление о том, что никаких программ с проживанием в семьях быть не должно. Только лагерь или отель. В Англию мы так и возим детей – на Шекспировский фестиваль. Наши дети в течение года репетируют спектакль, что-нибудь из Шекспира, а в апреле едут в Стратфорд-на-Эйвоне, где в день рождения драматурга проводится фестиваль театральных коллективов со всего мира. Мы уже пять лет ездим, играем спектакль на фестивале и проводим несколько дней, осматривая местные музеи и даже рисуя в городе на пленере. Там мы живем в отеле, и эти выезды Департамент соцзащиты нам разрешает. Это тоже потрясающий опыт для детей – и побывать в Англии, и поучаствовать в фестивале, это расширяет горизонты сознания ребят, их представление о мире.

У 4-го интерната, с которым мы сотрудничаем, была программа поездок в Швецию при поддержке Фонда Владислава Третьяка, и нескольких детей шведы усыновили. Причём даже не ставилась такая цель – усыновление. Просто дети имели возможность летом пожить в семье в Швеции, многие несколько лет подряд ездили в одну и ту же семью, по-настоящему сроднились с принимающими семьями.

Мы участвовали в этой программе – два года подряд проводили для принимающих семей семинары с участием психолога. Эта программа тоже прекратила свое существование после принятия «закона Димы Яковлева», и даже Третьяк ничего не смог сделать.

«Нам нужны серьезные преобразования»

Ваша организация участвовала в программе британского благотворительного фонда Charities Aid Foundation (CAF) «Точки роста», направленной на профессиональное развитие и финансовое укрепление НКО в России. Какие задачи вы ставили перед собой, придя в программу?

Когда CAF предложил такой грант на развитие, мы поняли, что нам многое нужно, но, оказывается, нет ничего труднее, чем менять самих себя.

Мы решили, что нам точно нужно сделать новый сайт . Тот сайт, который у нас был, несколько лет назад сделал нам волонтёр. Конечно, прекрасно, что у нас есть такие волонтёры, и мы им очень благодарны. Но дизайна на сайте не было как такового, технически и морально он устарел, и мы в итоге сделали новый портал. Там, в том числе, есть интернет-магазин , в котором мы предлагаем наши сувениры – как сами детские работы (картины, керамические поделки), так и разную печатную продукцию с рисунками ребят (открытки, магниты, календари), которую мы давно успешно делаем и продаём. Мы этим занимаемся еще с 1990-х годов, и раньше в основном сувениры продавались на ярмарках или просто дарились разным нашим друзьям и донорам. Но мы понимаем, что аудитория у нашей продукции может быть гораздо шире, чем на ярмарке, и надеемся, что через интернет-магазин значительно увеличатся наши известность и доходы.

То есть, новый сайт мы сделали практически с нуля – он теперь на другой платформе, с другим дизайном, с улучшенной структурой.

- Хотели бы вы вновь принять участие в такого рода программе?

Нам нужны более серьезные преобразования, потому что сайт – это оболочка и отражение, а нужна реорганизация. Мы запланировали, что будем привлекать специалистов для консультаций, чтобы кто-то со стороны посмотрел на нашу ситуацию и подсказал, как улучшить административную структуру.

Дело в том, что у нас сейчас две организации с одной Марией во главе. Так получилось, что «Дети Марии» имеют юридическую форму общественной организации, а это накладывало довольно большие ограничения на то, что мы можем делать. И в какой-то момент CAF нам посоветовал открыть благотворительный фонд. Тогда мы зарегистрировали вторую организацию – благотворительный фонд «Пеликан». В «Пеликане» у нас появились социальные педагоги, которые осуществляют индивидуальное сопровождение детей и выпускников, и мы хотим расширить это направление работы. Но сложно структурировать деятельность в одной организации, а в двух тем более… Поэтому мы нуждаемся в совете со стороны.

Не только организационное консультирование стоит денег. Важна юридическая сторона: как правильно все прописать, составить документы. Тут без специалистов не обойтись.

Вообще, это очень правильно, что CAF дает деньги на развитие, потому что деньги на программы для детей найти проще. Когда говоришь, что мы хотим, например, провести зимний лагерь, на это средства найти не так сложно, поскольку это всем людям понятно – и простому обывателю, и любому донору.

А вот что касается необходимости средств на новый сайт, тем более на административные преобразования в организации, то это зачастую воспринимается неоднозначно, и найти на это деньги непросто. Поэтому руководители CAF – большие молодцы, они озабочены развитием наших НКО и находят на это средства. И, конечно, мы благодарны банку JP Morgan, который готов финансировать такую программу.

Сами бы мы опять искали какую-то волонтёрскую помощь. А когда эти средства есть, появляется возможность привлечь гораздо более квалифицированных специалистов, есть возможность выбора.

«Нельзя сказать, что с финансированием всё хорошо, потому что мы не знаем, что будет завтра»

- Есть ли у вас проблемы с финансированием и со спонсорами?

Мы успешно справляемся и надеемся, что так будет и впредь, но этого удаётся добиться ценой довольно больших усилий, поиска, и останавливаться нам нельзя. Нет такого, чтобы мы могли сидеть сложа руки с уверенностью, что у нас уже есть средства на будущее. Мы всё время ищем, привлекаем новых людей. Ситуация в стране сейчас тревожная, и нельзя ни на что рассчитывать. Нельзя рассчитывать на одного донора, даже на одну группу доноров. Непонятно, кто из них вообще здесь останется, если политическая ситуация станет более напряжённой. Все слишком непредсказуемо.

Мы пытаемся получать средства от государства – подаём заявки на гранты в Комитет общественных связей Москвы, Тверская управа нам иногда средства даёт. Но с государством всё тоже непредсказуемо. Совершенно не знаешь, какой завтра выйдет закон, и как он изменит ситуацию.

В основном, привычка тратить деньги на благотворительность есть у иностранных корпораций. Но в условиях эмбарго и ухудшения международных отношений, есть вероятность, что многие компании уйдут из России. В том числе уйдут их благотворительные программы.

Из российских компаний не так много, кто готов к постоянному сотрудничеству. И, как правило, российские компании выделяют не такие большие деньги. У нас просто ещё не успела сложиться культура благотворительности.

Поэтому сказать сегодня, что у нас все хорошо с финансированием, невозможно, поскольку мы не знаем, что будет завтра.

«Мы сразу говорим, что мы вне политики»

- Как вы взаимодействуете с государственными структурами?

Мы не один раз получали гранты от Комитета общественных связей Москвы и, надеемся, будем ещё получать.

Кроме того, мы сотрудничаем с местной управой Тверского района Москвы. У нас от них помещение в безвозмездное пользование для досуговой работы с населением. Иногда с их стороны бывает финансирование наших мероприятий, но сейчас оно сильно сократилось. Года три назад это было регулярно, а сейчас эпизодически.

Но любое сотрудничество с государством – это палка о двух концах. Конечно, мы понимаем, что бесплатное помещение в центре Москвы – это очень много, но за это мы должны иногда принимать участие в некоторых мероприятиях по просьбе управы. В политических акциях мы наотрез отказываемся участвовать, хотя и об этом иногда нас просят. Например, недавно просили подписать подписные листы за каких-то депутатов перед выборами в Мосгордуму. Но мы от такого отказываемся и сразу говорим, что мы вне политики.

А вот если выставка художественных работ или Масленица в парке - это мы пожалуйста, с удовольствием примем участие.

Какие советы по профессиональному развитию вы бы дали вашим коллегам из других НКО, занимающихся сиротской проблематикой? От чего бы предостерегли? На чем бы предложили сделать упор?

Я пришла к выводу, что все программы, нацеленные на дальнейшее развитие, занимают гораздо больше времени, чем кажется первоначально. Оказывается, сайт делается не за три месяца, а намного дольше. И интернет-магазин тоже. На это нужно больше времени и сил, чем кажется сначала. Поэтому мой совет – рассчитывать свои силы. Хотя их трудно рассчитать, пока ты в это не ввяжешься. Видимо, главное всё-таки – не бояться меняться.

Это интервью - в серии бесед с представителями НКО, получивших поддержку по программе «Точки роста».

«Точки роста» — комплексная программа CAF , которая существует с 2009 года и направлена на поддержку организационного развития НКО. В 2012-2015 году она реализуется при софинансировании ЕС, Фонда Ч.С. Мотта и JP Morgan Philanthropy Foundation. Некоммерческие организации участвуют в образовательных семинарах, пользуются консультационной поддержкой специалистов CAF Россия и получают финансирование на реализацию своих проектов. Главное условие программы заключается в том, что НКО не могут тратить полученные средства на работу с конечными благополучателями: все деньги нужно использовать на собственное развитие и укрепление, чтобы стать устойчивее и в будущем иметь возможность лучше и эффективнее помогать своим целевым группам.

В 2013-2014 гг. в рамках программы «Точки роста» свои концепции организационного развития и достижения финансовой устойчивости, разработанные в рамках программы, воплощали в жизнь 22 НКО из разных регионов.